60-летию Великой Победы посвящается...

Татьяна СМЕРТИНА

ТРИ СЕСТРЫ ВОЕННЫХ ЛЕТ
Путешествие детей интерната Малого оперного театра
из блокадного Ленинграда в село Сорвижи и обратно

      В официальной истории Великой Отечественной войны таким сёлам, как Сорвижи, не нашлось и вряд ли найдётся место: там не было громких сражений, да и вообще сражений не было. Но Сорвижи останутся в Истории. Истории человеческих судеб, связанных с самым великим испытанием страны. У войны – много лиц. Самое горестное, самое разрывающее душу, но и самое просветлённое – детское. Текст, который Вы прочтёте, не предназначался для публикации. Это личный документ. Это воспоминания, написанные «на добрую память» и во имя памяти тех, кого называли «дети войны». И для Памяти – той самой, всеобщей, которая и делает нас нацией, народом.

      Татьяна Смертина:

      Мама в Сорвижах скончалась 3 марта 2002 года. На моих глазах. Прожила Екатерина Сергеевна 78 лет.
      Вела переписку со знакомыми из Ленинграда – были эвакуированы во время войны в село Сорвижи (Арбажский район, Кировская область). Перебирая письма, нашла их петербургский адрес и сообщила о кончине мамы. Старые письма и фотографии бережно положила в личный архив.
      В марте 2003 Антонина Николаевна, с которой переписывалась мама, послала Воспоминания о военном времени, что написала с сёстрами Натальей и Татьяной. Написано от руки, как личное письмо – мне на добрую память. Но думаю, маленький исторический документ Прошлого имеет особую ценность, если связать воедино три Времени. Есть в этом нечто волнительное, трепетное, местами сжимает душу до дрожи. Ленинград, небольшое село Сорвижи, Великая Россия, судьбы простых и знаменитых людей – всё едино, всё слито в общую Судьбу, вписано в одну книгу Бытия, а её читать – не мне одной.
      Из воспоминаний сестёр Волковых сделала литературную запись, получился документальный исторический рассказ.

      Если бы всечеловеческая Память имела схожесть с Интернетом, то, чтобы выдала Память ниже написанное, странные слова надо ввести в строку поиска:
      Сорвижи… Ленинград… Три сестры… Оперный театр… Сорвижский клуб… Золушка… Великая Отечественная…

      Антонина, Наталья и Татьяна Волковы:

      «22 июня 1941 года в 11 часов утра все радиостанции Советского Союза передали сообщение министра иностранных дел В.М. Молотова о вероломном нападении фашистов Германии на Советский Союз. Началась Великая Отечественная война.
      27 июня у секретаря Ленинградского обкома и горкома партии А.А. Жданова состоялось совещание секретарей и членов бюро горкома, представителей Военного Совета. Создан штаб местной противовоздушной обороны, который приказом №1 установил сигналы воздушной тревоги. Заводам, фабрикам, паровозам и пароходам запрещалось подавать гудки, кроме гудков оповещающих население о воздушной тревоге.
      На совещании принято решение о создании комиссии для руководства эвакуацией населения из Ленинграда, прежде всего детей, а также учреждений, оборудования предприятий и материальных ценностей.

Эвакуация детей из Ленинграда. 1941 г.

      Эвакуация детей осуществлялась отделами народного образования и предприятиями города.
      Наш интернат был организован объединением Малого оперного театра и театра Ленинградской эстрады.
      Возглавила интернат актриса театра и эстрады Ольга Ивановна Гудим-Левкович. Мама известного ныне актера Кирилла Юрьевича Лаврова. Определили места назначения эвакуированных. Нас решили поселить в Новгородской области, которая тогда считалась безопасным районом страны.

Ольга Гудим-Левкович, мама Кирилла Лаврова. 1945 г.
(фото из личного архива К. Лаврова)

      Детей вывозили железнодорожными составами в пассажирских вагонах. Мы выехали из Ленинграда 5 июля 1941 года вечером.
      Дети разного возраста, от маленьких дошколят до старшеклассников. Лето жаркое. Все легко одеты. Зимних вещей с собой не брали, считали – отправляют на летний сезон, а там и война кончится.
      Очень скоро иллюзии рассеялись.
      Разместившись в вагонах, мы быстро познакомились друг с другом и поехали в далекое путешествие, как старые друзья. Мы – три сестры: Антонина – 13 лет, Наталья – 12 лет, Татьяна – 3,5 года.
      На станцию Лычково Новгородской области прибыли на следующий день. Менее суток езды от Ленинграда. Нас ждали, накормили в столовой, разместили на ночлег в здании школы. Было душно, малыши плакали, просились к маме. Мы, старшие, не спали. Лёжа на полу о чем-то разговаривали. Слышали гул самолетов, даже увидели крылатую машину – пронеслась с рёвом на бреющем полете. Стояли белые ночи.
      Утром ничто не предвещало тревоги. Позавтракали в той же столовой и стали ждать автобусы, на которых нас хотели отвезти на окончательное место жительства – озеро Селигер. Автобусов долго не было. Нас повели на обед.
      Навстречу шли усталые, запыленные и вспотевшие красноармейцы. Увидев большую толпу детей, с недоумением спросили:
      — Вы откуда здесь? Куда направляетесь?
      Мы беззаботно и радостно отвечали:
      — На озеро Селигер!
      — Там же немцы!
      Это известие ошеломило. Наши войска отступали.
      В спешном порядке нас загрузили в вагоны поезда, и эшелон тронулся. Оказалось, в районе станции Лычково высажен большой немецкий десант. В этом же районе находилось около 6 тысяч ленинградских детей. Большинство из них удалось спасти, но многие дети были расстреляны с бреющего полета. Нашу группу спасло обстоятельство, что не было автобусов – поэтому нас первым эшелоном вывезли из Лычкова.
      Путь до станции Котельнич продолжался 15 суток. Поезд часто и подолгу простаивал на запасных путях, в тупиках, пропуская эшелоны с ранеными красноармейцами и военной техникой для фронта.
      Запаса продовольствия не было. За кипятком старшие ребята бегали на остановках. Хлеб, сушки, печенье удавалось купить в магазинах железнодорожников. Все понимали серьезность и ответственность положения и шли навстречу нашим руководителям, чтоб обеспечить нас едой.
      Маленькая сестренка Таня плакала, обнимала нас и причитала:
      — Кушать хочу, к маме хочу, — и снова плакала.
      Мы сами были голодны и тоже хотели к маме. Всю жизнь мы жили неотлучно при ней – мама не работала и много внимания уделяла нашему воспитанию. Учились все трое (еще старший брат) на отлично. Поэтому в кинотеатре, рядом с нашей школой, висели на доске почета наши фотографии. Мама с папой ходили в кино и даже смущались, когда многие смотрели в их сторону, некоторые подходили и поздравляли. Мама говорила:
      — Приятно видеть фотографии мордашек моих детей на доске почета.

      Наконец, Котельнич. В здании деревянного, еще дореволюционного, вокзала нас накормили обедом и очень скоро по Вятке на пароходе отправили в Сорвижи. На пристани густо толпился народ. Нас ждали. На лошадиных подводах повезли в село. Всё удивляло и поражало необычностью: крутой берег Вятки, обросший елями и березами, глинистая дорога вдоль реки, подъем на холм, село с деревянными рублеными домами и необычайно красивая церковь.

Сорвижская церковь. 2002 г.
(фото Татьяны Смертиной)

      По селу, плача и причитая, нас сопровождали женщины-сельчане. Горе у всех было общее.
      Первое место, где нас поселили, село Кормино. Школьников разместили в здании школы – бывшая каменная церковь, а дошколят – в просторном деревянном доме. Спали на полу, на набитых сеном тюфяках. После долгой дороги хорошо выспались.
      Утром, когда вышли на улицу, увидели – нас ожидают местные женщины, которые принесли разную снедь: ватрушки с картошкой, молоко, яйца, молоко с творогом (грудки). Щедро нас угощали. Тогда они еще имели эту возможность. Позднее – сами жили впроголодь.
      Преклоняемся и чтим память о них, благодарим всех.
      В интернате сразу организовали горячее питание. На берегу пруда сложили местные жители из кирпича плиту, а кухарничала певица театра Лидия Петровна Горюнова. Варили молочный суп с рисом, кашу из ржаной муки (заваруху), горох, овес. Рядом с кухней, в молодой рощице, уродилось много грибов, мы собирали, и Лидия Петровна безотказно готовила грибовницу и грибную селянку. Хлеб давали по норме. Мяса, конечно, не было.
      В сельском хозяйстве требовались рабочие руки. Нас научили дергать лён, вязать снопы и ставить их шалашиком. Работали с удовольствием, сознавая причастность к настоящему делу.
      Учебный год начали в селе Сорвижи, куда всех переселили. Интернат занимал несколько зданий. Учились в местной Сорвижской школе-десятилетке. Домашние уроки готовили за большим общим столом при керосиновой лампе. Иногда при коптилке. Учителя относились к нам сочувственно, но и строго.
      Первая зима была очень трудной. Одеты по-летнему, но постепенно нас обеспечили теплой одеждой, выдали валенки. В этом, конечно, была заслуга нашей Ольги Ивановны и местных властей.
      Некоторым детям, в том числе и нам, родители сумели прислать теплые вещи в посылках. Как это удалось, не знаю, но почта работала бесперебойно, связь была даже с блокадным Ленинградом – 8 сентября 1941 года вокруг города сомкнулось вражеское кольцо. Мы жили в ожидании писем от родителей, постоянно бегали на почту. Сами тоже писали домой обо всём. Родители не сообщали об ужасах блокады, тяжело переживали разлуку с нами и утешали тем, что ужасы войны скоро кончатся, что мы должны хорошо учиться и выполнять всё, что от нас требуется: слушаться старших, быть опрятными и дружелюбными. Радовались, что мы сыты и здоровы.
      1942 год – страшный! Мама из Ленинграда написала, что в марте умер братишка, 15 лет. В апреле умер папа. Оба умерли от голода. Мама умерла в августе. От голода. Мы остались сиротами. Подобные письма получали и наши товарищи. Горе сплачивало, мы рано взрослели.
      Кроме Кормино и Сорвижей, жили в Шаранице, учились одну зиму. Наших дошкольников отделили от нас – жили в Чекушах. Потом объединили, и все снова вернулись в село Сорвижи. Менялись не только места проживания, но и директора интерната. Ольга Ивановна уехала к месту эвакуации театра эстрады.

      Живя в Сорвижах занимались крестьянскими работами, копали картошку. Выезжали в деревню, поближе к картофельному полю, там квартировали. Днем работали. Начало учебного года перенесли на октябрь.
      Жизнь в интернате обустраивалась. У нас были обязанности по самообслуживанию: носили воду, пилили и кололи дрова, дежурили на кухне, топили баню.
      Со временем интернат завел свое хозяйство. Новый директор Александра Александровна Кукушкина была энергичной и предприимчивой. Интернату выделили большой участок пахотной земли в пределах села. Мы обрабатывали эту землю: носили навоз, вскапывали, садили картофель, лук, морковь. Посадочный материал добывала Александра Александровна. Хорошее подспорье – какое-то время кормились овощами своей земли.
      Интернат завел корову. Молоко давали детям со слабым здоровьем. Приобрели лошадку Савраску, мальчишки ухаживали за ней. Савраска была хорошей помощницей.

      Когда жили в Шаранице, Анна Абрамовна – директор школы, организовала праздник 7 ноября. Для интернатских необычно: кроме торжества в школе, нас пригласили в семьи местных детей-одноклассников. Женщины, крестьянки, радушно приняли нас, угощали в меру своих возможностей. Мы почувствовали домашнее тепло.
      Несмотря на трудное военное время, страна заботилась о детях (пишем без пафоса). Одна из нас, троих сестер, (Наташа) была болезненной девочкой, вспоминает:
      «Хорошо помню, как нас, группу детей нескольких детский учреждений Арбажского района, возили в г. Советск на рентген, это не близкий путь. В 1942 году двоих детей, меня в том числе, отправили в специальный детский санаторий в Трёхречье. Лучших учеников школы премировали путевками в здравницу поселка Просница Просненского района – там отдыхала старшая сестра Антонина».

      Время шло. В селе Сорвижи проходил призыв молодежи в армию. Устраивали проводы. Призывники разъезжали по селу в розвальнях, распевая частушки:
      Скоро, скоро нас погонят
      До Котельнича пешком,
      Наденут серые шинели,
      Подпояшут ремешком.

      Мы не знали этих ребят. Кто из них вернулся, кто погиб?
      Старших мальчиков из эвакуированных, подлежащих призыву, – тоже мобилизовали.

      Январь, 1943. Прорвали блокаду Ленинграда. Город в разрухе. Правительство приняло решение о восстановлении разрушенного. С этой целью из интернатов возвратили старших школьников в Ленинград. Их потом направляли в училища трудовых резервов, обучали профессиям столяров, плотников, штукатуров, маляров. Училища – на государственном обеспечении: форма, питание, общежитие. Наши старшие ребята уехали.
      Уехала старшая из нас, сестер, - Антонина.

      Жизнь в интернате не сводилась только к обустройству и учёбе в школе. В свободное время занимались самодеятельностью. Учили стихи о войне: Исаковского, К. Симонова, А. Суркова, О. Бергольц. Разучивали песни военных лет. Выступали в клубе на праздничных концертах.
      В Сорвижском клубе ставили опереточные спектакли-сказки: «Снегурочка» (роль снегурочки играла сестра Наташа), «Золушка». Спектакль «Золушка» богато оформили. Под руководством взрослых сшили бальные платья, как в настоящем театре. Из чего шили, где брали материал, не запомнилось. Лишь осталось в памяти – красовались очень нарядные. В спектакле использовали много музыки Джузеппе Верди. Арии пели на свои сказочные слова. Роль Золушки исполняла Сима Киселёва, она очень хорошо пела. Исполняли бальные танцы: полонез, мазурку.
      Всё это разучивали с нами профессиональные служащие Лениградского театра, которые хорошо знали разные виды театрального искусства.
      В Сорвижском клубе, где ставили спектакли, было всегда полно народу. Нас очень хвалили. Всё проходило на таком высоком уровне, что один из сорвижских спектаклей решили поставить в Вятке – выехать на гастроли. Но… Грянула Победа! Планы изменились.

      9 мая 1945. День Победы. Очень рано утром, еще затемно, стук в дверь разбудил нас. Лия Таширева, наша сверстница, ворвалась с криком:
      — Война кончилась!
      Радость и слёзы.
      Радио в Сорвижах не было. Семья Таширевых жила около почты. Они первыми узнали о Победе от служащих почты.

Деревянное здание почты (действующее и ныне), куда приходили письма
из блокадного Ленинграда и откуда получили известие
о Победе в Великой Отечественной. Сорвижи, 2004 г.
(фото Татьяны Смертиной)

      16 июня 1945. Мы уезжали в Ленинград. Пароход на Вятке, отчаливая от сорвижской пристани, дал прощальный длинный гудок. Нас провожало всё село, стояли на берегу.
      Мы плакали.

      Что с нами стало. Ребята из трудовых резервов работали на восстановлении города, позднее – доучивались в вечерних школах, техникумах, институтах. Продолжая работать во время учебы – стали классными специалистами.
      Среди интернатовцев врачи – Виктория Гербаневская, Татьяна Волкова (младшая из сестер).
      Учителя – Галина Чернобильская, Наталия Волкова (историк, средняя сестра).
      Преподаватели институтов – Маргарита Мартыненко (биолог), Валентина Мартыненко (физик).
      Из интернатовцев вышли – инженеры, люди театрального, музыкального, художественного искусства.
      Янина Чернявская – музыковед.
      Юрий Покровский – архитектор.
      Кирилл Юрьевич Лавров – народный артист СССР, Герой труда, почетный гражданин Петербурга. Его семья (дочь, сестра, племянник) – актеры. Дебютировал Кирилл Лавров – на сорвижской сцене, в деревянном клубе.
      Вера Костионова – всю жизнь проработала художником-осветителем и реквизитором сцены в Малом Оперном театре Ленинграда, который организовал нашу эвакуацию.
      Сейчас мы все на пенсии. Исключение – К.Ю. Лавров – известный артист, общественный деятель, уважаемый и любимый петербуржцами, директор Драматического театра им. Товстоногова.
      Сейчас мы не устраиваем больших традиционных встреч, но общаемся друг с другом по телефону, держимся небольшими группами, с кем особенно близки. Поздравляем друг друга с праздниками, всегда готовы прийти на помощь, если надо.
      Говорят, без Прошлого нет Будущего. Не знаю, насколько это верно, но уверена, что прошлое побуждает нас к размышлению, обогащает, помогает оценивать настоящее и жить полной жизнью.

      Встреча в Сорвижах – 30 июля 1977. Нам посчастливилось в 1977 году вновь побывать в Сорвижах. Мы уже взрослые, наши дети старше нас, чем мы в годы войны.
      Приехали на традиционную «Встречу выпускников Сорвижской школы всех лет» по приглашению – послала приглашения Екатерина Сергеевна Гарифова, в девичестве – Кислицына (Царствие ей Небесное).
      Взволнованные, счастливые, мы, при подъезде на автобусе к Сорвижам, увидели Сорвижскую церковь, радостно вскочили, зашумели. Пассажиры удивились, они не знали – мы возвращаемся в детские годы спустя 35-37 лет!
      Сорвижане встретили тепло, приветливо, как родных. Екатерина Сергеевна разместила нас в интернате, дали постели, принесли чай, сладкое.
      На следующий день были на торжественном собрании в том самом Сорвижском клубе, где ставили спектакли. Многие выступали. Сорвижанин Иван Матвеевич Сысолятин прочитал свои стихи, где упомянул ленинградских девчат.
      Читала свои стихи дочь Екатерины Сергеевны – Татьяна Смертина, известный российский поэт.
      От имени нашей ленинградской делегации выступила Наталья Николаевна (средняя сестра), учитель истории. Вкратце описала нашу жизнь в Сорвижах. Благодарила учителей, которые дали нам знания – в Ленинграде мы легко поступили в высшие учебные заведения.
      Встретились с одноклассниками. Юрий Смирнов, сын учителя по географии, его жена Надежда. Радость встречи. Юрия и Надежды, к сожалению, сейчас нет в живых, но мы их помним (Царствие им Небесное).
      После сбора по группам, дружно (по традиции Сорвижской школы) отправились на Вятку, взобрались на Нагорскую гору, пели там песни, частушки. Местные друзья удивлялись, откуда знаем эти частушки? А мы помним, пели давным-давно. Веселье звенело вдоль реки. Выкупались в Вятке.
      Перед отъездом нашего автобуса в Котельнич, директор школы Василий Петрович Чешуин устроил застолицу. Посидели за столом, пожелали друг другу добра. Время расставаться. С грустью покидали Сорвижи, друзей. Провожало много народу.
      А летом 1995 года Кирилл Лавров посетил Сорвижи. Мальчиком был эвакуирован, прожил здесь полтора года, считает Сорвижи второй родиной. И снова, как в детстве, выступал со сцены Сорвижского клуба.
      Таинственная и знаменитая дощаная сцена. На ней Лавров сыграл свою первую роль в водевиле Соллогуба «Спичка меж двух огней».

Кирилл Лавров, Вера Ефимова (слева) и Тамара Задольская
в спектакле «Спичка меж двух огней».
Село Сорвижи, Сорвижский клуб, 1942 г.
(фото из личного архива К. Лаврова)

      Его слова в интервью из Арбажской районки:
      «Я еще раз убедился, что Россия, Русь – вот она где. Она не в Москве, не в Петербурге, она – здесь, настоящая, корневая Россия».
      Такова наша связь с Сорвижами, которая нам дорога, и мы сорвижан никогда не забудем.

Село Сорвижи. Второй слева – дом Т. Смертиной.
От него к лесу идёт тропа к Сорвижскому ключу,
куда в военное время и нынче ходят за хрустальной водой. 2002 г.
(фото Татьяны Смертиной)

      Танечка, мы посылаем Вам на добрую память эти воспоминания.
      Думаем, Вам понравятся, и тронет Вас наша жизнь в годы войны в далеком селе Сорвижи. Привет от бывших эвакуированных и нас. Три сестры – Антонина, Наталья, Татьяна. Март 2003. Санкт-Петербург».

      Татьяна Смертина:

      Милые, родные, Антонина Николаевна, Наталья Николаевна, Татьяна Николаевна! Далёкое поколение моей мамы, Екатерины Сергеевны!
      Что сказать мне, сорвижанке, которая родилась после войны? Спасибо Вам за то, что Вы есть, что Господь Вас хранит, что помните село Сорвижи.
      Ваше Былое, хоть меня тогда не было на свете, волнует душу, словно это часть моей жизни.
      Бывшие эвакуированные – тоже сорвижане. Еще мне удалось (в 2005 году) узнать, что в Сорвижах во время войны проживали:
      Евгения Арт-Аш – дочь ленинградского поэта, училась в Сорвижской школе: отец остался в Ленинграде, выжил блокаду.
      Ксения Григорьевна Бохан. Во время В.О.В. с 1942 по 1943 была директором Сорвижской школы.
      Петр Гнедич. Актер, во время В.О.В. был эвакуирован из Ленинграда и проживал в Сорвижах, выступал в Сорвижском клубе: был номер с говорящей куклой Сенькой (чревовещание).
      Юрий Ефремов. Учился с моей мамой Екатериной Сергеевной Кислицыной в одном классе. Осенью 1941, когда весь класс работал на уборке картофеля возле деревни Кисляки, ему и еще нескольким ребятам из маминого класса принесли повестки на фронт, т.к. исполнилось 18 лет. Дальнейшая судьба мне неизвестна.
      Харлап Крахмальникова. Актриса художественного слова, во время В.О.В. была эвакуирована из Ленинграда и проживала в Сорвижах.
      Петр Муравский. Известный в довоенное время конферансье в Ленинграде, во время В.О.В. проживал в Сорвижах. После его отъезда в Сорвижах шутили, что в магазине не осталось одеколона: любил прыскаться одеколоном.
      Антонина Сергеевна Киселёва. Цыганка, очень хорошо пела, была эвакуирована в Сорвижи с цыганским ансамблем и своей семьей из блокадного Ленинграда. Весь цыганский ансамбль некоторое время (1942-1944) проживал в Сорвижах, выступали в клубе. Антонина Сергеевна работала в Сорвижском интернате кастеляншей. Ее муж – был 2-ой гитарист Ленинграда, в Сорвижском клубе они исполняли музыкальные номера и песни на цыганском языке. Их дочь – Серафима Киселёва училась в Сорвижской школе, чудесно пела. Еще у них были два маленьких сына, эти кудрявые цыганята огнисто плясали в Сорвижском клубе. Их всегда вызывали «на бис».
      Галина Чернобильская (о ней упоминали сёстры Волковы). Она дружила, а потом вела переписку с сестрой моей мамы Надеждой Сергеевной Кислицыной и послала ей 16 июня 1949 фото на память, где запечатлена школьницей с косами. На фото девичья подпись, чтобы подруга Надя ее не забывала. Фото хранится в моем архиве. Надя и не забывала, но после В.О.В. она работала на вятском лесосплаве, несколько раз обрывалась в ледяную воду по грудь, смеясь сушилась у костра с девчатами – и снова за работу: катали брёвна. Далее – надсада, простуда, туберкулёз легких и кончина в 32 года.

Надежда Сергеевна Кислицына, сестра мамы Т. Cмертиной. 1946 г.
(фото из личного архива Т. Смертиной)

      В заключение хочу добавить от себя мимолетные воспоминания моего поколения, вероятно, накрепко связанные с Прошлым. А уж с дощаной сценой Сорвижского клуба – точно.

      Сорвижский клуб
      Где когда-то ставили спектакли эвакуированные… Много-много лет спустя, восьмилетняя, с этой сцены начала читать свои первые стихи. Читала стихи Пушкина, Лермонтова, Блока, Есенина. В свои школьные годы участвовала во всех спектаклях. Ставили Шекспира, Островского и пр.
      Нравилась роль Алёны в «Песне про купца Калашникова». По глубокому снегу, утопая в нем и падая, с распущенными волосами, оббегала вокруг клуба и врывалась в дверь, расталкивая теснившихся зрителей, бежала по залу на сцену и бросалась «мужу» в ноги… В зале ревмя ревели женщины от сопереживания. Купца играл одноклассник Серёжа Сердцев: глянет на меня – слова забывает. А я время тяну, от себя слов добавляю.
      Ставили «Маленькие трагедии» Пушкина, даже греческие трагедии.
      Помню, приехало удивленное начальство и выругало, что «в сорвижском репертуаре нет классовой направленности», что комсомольцам и пионерам любовные страсти вредны. Была пионеркой.
      Они уехали, мы за старое, за своё. Завклубом была прекрасная женщина – Любовь Георгиевна Долгополова.
      Учась в школе не подозревали, что репертуар Сорвижского клуба пошел по особой «своей колее» со времен войны. И сдвинули сорвижан на эту колею – эвакуированные ленинградцы.
      Конечно, я истово погнала лошадей в сторону Поэзии – сорвижская публика не сопротивлялась. Когда мне пришла идея ставить «Демона» (сценарии придумывала) – было кому слушать постановку и смотреть хоть сто раз подряд.

      Букет лютиков
      Под занавес – расскажу случай, воспринимайте, как хотите. Мои школьные годы. Самый разгар постановок Шекспира в Сорвижском клубе. И вдруг новость – настоящие артисты едут в село!
      Старожилы, видимо помня военное время и спектакли эвакуированных, ворчали:
      — Сейчас вам настоящие артисты утрут носы, покажут! Вы, мелюзга, настоящих еще не видали! Раз не видали настоящих, не умеете на сцене играть по настоящему.
      В клуб набилось народу – не протиснуться. Из Шараницы прикатил автобус со зрителями. Из Кормино и Арбажа приехали. Поглядеть на настоящих. И мы – тоже задыхаемся от волнения: поглядеть бы!
      Помню актёрскую группу (теперь понимаю – шабашили по провинции), не знаю кто и откуда. Конферансье (под хмельком) вышел на сцену с букетом лютиков и сказал, что после концерта подарит их самой лучшей доярке. Народ у нас добрый, смолчали. Хотя многие подумали: «Сорняки-то…»
      Не это главное, а спектакль. Ждали. Стали они разыгрывать юморески – зал не смеется. Ждет. Конферансье за анекдоты, со всякими намёками, из кожи лезет – молчит зал. Чего-то ждут. Наконец, пьеса. Без музыки и бальных платьев, не поют, не читают стихов – пьеса про колхозников, про вымпелы и надои молока, что не надо убегать из колхоза, словно вслух газету читают – сорвижане совсем скисли. Народ добрый, стеснительный, вежливо хлопают. А лица каменные. Уставший конферансье решил - группа отработала своё, но зал странный. Всё же заявил:
      — А теперь из моих рук букет самой лучшей доярке.
      Наступила тишина. Смотрят, не шевелятся.
      Конферансье не вытерпел:
      — Друзья мои! Кому букет?
      Один мужик встал и поспешил к выходу, да не скоро выйдешь. Конферансье обрадовался:
      — Вы куда спешите? Я думал, вы на сцену – слово сказать или за букетом!
      Мужик повернулся, растерялся:
      — Спасибо. Хороший концерт. Спасибо. Хороший. Только пьеса…
      — Что пьеса? Задела? Подцепила? — конферансье поднял брови.
      — Я не понимаю в пьесах, — забормотал мужик, — ничего не понимаю! Вот если бы…
      — Что, если бы? — улыбнулся конферансье.
      — Ну если бы Шекспир, тогда понятно. А в пьесах мы не понимаем.
      Конферансье, давясь от смеха:
      — Шекспир?! И чего из Шекспира вы желаете?
      — «Гамлета», — сказал мужик упавшим голосом. — Когда он, Гамлет, спрашивает у нас со сцены: «Быть или не быть?», так бывало, целую ночь об этом думаешь… И чего посоветовать? — мужик бесхитростно развел руками.
      До конферансье сразу и не дошло (хотя и после – едва ли), он, не зная что сказать, увидел бабку на первом ряду и пристал:
      — А вам что нравится?
      Бабка так перепугалась, что тоненьким голоском выкрикнула сходу:
      — Мне! Это!
      — Что – это? — конферансье наклонился к ней со сцены.
      — Как перед сном молилась Богу… — уже еле слышно прошептала бабка.
      Расходились по домам в потемках. Лютики артисты возле клуба выбросили, где и нарвали.
      Многим старожилам не спалось в эту ночь. Что за тоска клубилась в их душах? Какие воспоминания всплывали в памяти?
      Прочитав воспоминания трех сестер, не стоит и объяснять.
      Мое школьное время – тоже стало Прошлым, в Сорвижи приезжаю раз в год. Многое изменилось. Телевизор ежедневно навязывает другое восприятие мира. Еще острее для сорвижан стал вопрос: «Быть или не быть?» Произошла драматическая смена поколений. Это – уже иные воспоминания…

Вход в Сорвижский клуб. 2001 г.
(фото Татьяны Смертиной)

      Но нить Бытия не оборвется, потому что тянется через души – ушедших, живущих, и тех, кто завтра явится в эту жизнь.

Татьяна СМЕРТИНА
Март 2003 года

      Библиографическая справка:

      Документальный рассказ Татьяны Смертиной «Три сестры военных лет» опубликован в сокращённом варианте в следующих изданиях:
      Районная газета «Арбажские вести» 8 мая (№55-56) – 2003.
      Газета «Культура» 8-14 мая (№17-18) – 2003.
      Журнал «Всерусскiй Соборъ». – Санкт-Петербург. – №2(4). – 2003.

      Для данного размещения на сайте предоставлен автором полный вариант рассказа и добавлен список эвакуированных, добавлены фотографии.

      Поэзия Татьяны Смертиной в сети Internet:

Татьяна Смертина

      Сайт Котельнича:
      «Северные лотосы»
      «Танец персиянки»
      «Розовые стихи»
      «Тайны привидений»

      Филиппов-Град:
      http://filgrad.ru/www/texts2/smertina.htm

      СМИ:
      «Вербный шёлк»
      «В черничные мои глаза…»
      «Гнули крылья молодые кони…»
      «Дрожь атомов»
      «Квантовая поэзия»
      «Лунная дева»
      «Медвежья трава»
      «Невидимое – вижу» (отрывки из книги): «Взгляд Тутанхамона». «Женсовет». «Возвращение Вия».
      «Она любила огненные тени…»
      «Отроки вечные»
      «Печаль Вселенская бездонная…»
      «Приснилась сирень»
      «Соловьиная дочь»
      «Узоры ночи»

      О Татьяне Смертиной:
      Библус – Татьяна Смертина (Книги).
      Письмо Татьяне Смертиной
      Выступления, 2004.