Проблемы крестьян в советское время

Всё о государственном устройстве, социально-экономическом положении и политике

Модераторы: Пономарёв А.В., Протасов П.В.

Проблемы крестьян в советское время

Сообщение Dontsov » Вс май 14, 2006 4:10 pm

Великий перелом

"Сплошная коллективизация" и "раскулачивание" вместе составляли второй этап войны против деревни, отделенный от первого промежутком всего в 7--8 лет. Но теперь баланс сил был совершенно иным. Во-первых, власть не имела соперников в виде белых армий, отвлекавших ее от крестьянской войны. Во-вторых, власть сильно укрепилась, за время нэпа были накоплены большие материальные запасы, укрепились партия, армия, ОГПУ. Поэтому вторая война против деревни и была выиграна, причем за сравнительно короткий промежуток -- в три года.

Данные о начале коллективизации до 1930 года были приведены выше. В основном коллективизация была проведена за 1930--1931 годы. Новый штурм деревни начался к осени 1930 года. Пленум ЦК в декабре 1930 года постановил довести долю коллективизированных хозяйств за 1931 год по стране до 50%, а в основных зерновых районах -- до 80%. Действительно, к лету 1931 года эта доля составляла уже 52% по всей стране. К концу 1931 года она была 62%, к концу 1932-го составляла более 2/3 всех крестьянских хозяйств и 4/5 посевных площадей. На пленуме ЦК в январе 1933 года было объявлено, что решена "историческая задача перевода мелкого индивидуального раздробленного крестьянского хозяйства на рельсы социалистического крупного земледелия". К 1937 году было коллективизировано 93% крестьянских хозяйств.

"Раскулачивание" было лишь террористической стороной коллективизации. Зажиточные крестьяне чувствовали себя более независимо, они часто пользовались большим авторитетом, были более образованны. Очевидно, что они были потенциальными руководителями сопротивления деревни и их надо было подавить в первую очередь. Впрочем, в ряде официальных постановлений признавалось, что кампания "раскулачивания" направлялась и на крестьян, которые ни в каком смысле "кулаками" не были. Например, в конце 1933 года, когда коллективизация была в основном завершена, была разослана инструкция, подписанная Сталиным и Молотовым от имени ЦК и СНК, в которой говорилось: "В результате наших успехов в деревне наступил момент, когда мы не нуждаемся в массовых репрессиях, задевавших, как известно, не только кулаков, но и единоличников и часть колхозников".

Решающим толчком в деле раскулачивания была секретная директива ЦК от 30 января 1930 года. В ней подлежащие раскулачиванию делились на три категории: "контрреволюционный актив", "крупные кулаки и бывшие полупомещики, активно выступавшие против коллективизации", и "остальные".

Первых предлагалось арестовывать и репрессировать, то есть отправлять в лагеря или расстреливать. Их семьи, а также все, относящиеся ко второй категории, подлежали высылке на поселение в отдаленные районы. Остальных предлагалось расселить в пределах краев их прежнего проживания. Общее число "кулаков" устанавливалось в 3--5% крестьянских хозяйств. По основным сельскохозяйственным районам страны для первой категории устанавливалась цифра в 60 тысяч, для второй -- 150 тысяч хозяйств.

Сохранилась директива ОГПУ по "ударному проведению следствия, чтобы добиться разгрузки аппарата и мест заключения". В сообщении из Сибири для Сталина говорится: "Работа по конфискации <...> у кулаков развернулась и идет на всех парах. Сейчас мы ее развернули так, что аж душа радуется; мы с кулаком расправляемся по всем правилам современной политики, забираем у кулаков не только скот, мясо, инвентарь, но и семена, продовольствие и остальное имущество. Оставляем их в чем мать родила". Председатель ГПУ Украины писал Орджоникидзе, что выселяли "и глубоких стариков, и старух, беременных женщин, инвалидов на костылях".

Сохранился дневник учителя из центральной России: "В соседней комнате находились арестованные кулаки. Посмотрел на них: обыкновенные русские крестьяне и крестьянки, в зипунах, в полушубках, в поддевках. Многие в лаптях. Тут же копошились всех возрастов дети. <...> Кричали навзрыд, как по покойнику". Из дневника крестьянина-духобора: "В конце мая приехали солдаты, атаковали село ночью совместно с нашими партийными и выгоняли из домов стариков и больных, не было пощады никому. Было раскулачено около 26 дворов, и их угнали <...> Убит один Егор Медведев и увезен незнатно куда солдатами, и одна была ранена женщина -- Настя Арищенкова, и еще угоняли других, брали по одному из семьи".

Вся эта грандиозная акция искусно дирижировалась властью, которая то рассылала членов высшего руководства для подхлестывания коллективизации и раскулачивания (Калинина, Кагановича, Орджоникидзе, Яковлева), то издавала постановления, осуждающие "перегибы", чтобы стихия антикрестьянского насилия не вышла из-под контроля и не выплеснулась из берегов.

Но существенно, что акция была запланирована в общегосударственном масштабе. Инструкция ЦК от 20 февраля 1931 года предлагала ОГПУ в течение шести месяцев подготовить районы для расселения раскулаченных семей на 200--300 тысяч семей (чтобы оценить число людей, надо умножить по крайней мере на пять) под управлением специальных комендантов. Впоследствии к этому добавлялись дополнительные категории выселяемых.

Абсолютные цифры, как мне кажется, мало помогают понять такие события. Да и установить их точно, вероятно, невозможно. Все же приведем некоторые.

Из докладной записки Ягоды Сталину от 16 октября 1931 года следует, что за два года раскулачивания на север и в отдаленные районы страны выселено 1 158 986 человек. В их числе 459 916 детей. Всего же выселено и переселено 1 637 740 человек. Здесь не учитываются те, кто был в это время в лагерях и тюрьмах. В первые годы депортаций (1930--1931 годы) умерло 350-400 тысяч человек. В 1932-1933 годы из числа спецпереселенцев умерло 240 тысяч человек, а родилось 35 тысяч. Смертность детей была в 5-6 раз выше, чем у окружающего населения.

Большое количество детей среди спецпереселенцев понятно. В начале акции раскулачивания разрешалось оставлять на месте у родственников детей до 14 лет, но вскоре этот возраст был понижен до 10 лет.

Дух эпохи отражают скорее не абсолютные цифры, а то, как их воспринимали современники. Например, выступая на пленуме ЦК в январе 1933 года, нарком юстиции СССР Крыленко сказал: "Если мы возьмем общее количество дел и лиц, осужденных по закону 7 августа, то на первый взгляд мы имеем как будто достаточно внушительную цифру - 54 645 человек... Но как только вы поставите вопрос, какого рода репрессии здесь применялись, вы увидите следующую картину <...> применение высшей меры, которая была одним из основных мероприятий для того, чтобы ударить по прихлебателям этого классового врага; по тем, кто идет за ним, - она была применена судом первой инстанции всего на сегодняшний день в 2110 случаях. Реализована же в гораздо меньшем количестве -- едва ли в 1000 случаях".

Конечно, наступление на деревню вызвало ее сопротивление. Из сводок ОГПУ известно, что в 1930 году было 13 754 массовых выступления. Из них женских восстаний ("с преобладанием женщин", согласно сводкам) - 3712. Точная информация по следующим годам, видимо, отсутствует. В сводках говорится об "усилении антисоветских настроений", о "массовых выступлениях", но число их не приводится. В любом случае силы были слишком неравны.

Одной из форм крестьянского протеста можно считать падение собранного урожая. В 1930 году было собрано 835 млн ц, в 1931 году - 695 млн ц, в 1932 году - 699 млн ц. Это нельзя объяснить лишь погодными условиями. В сводках ГПУ руководители колхозов и совхозов часто обвиняются в "сокрытии" и "разбазаривании" собранного хлеба, то есть в раздаче его крестьянам в оплату труда. Появились "парикмахеры" - в основном женщины, ножницами срезавшие колосья на кашу, - и "несуны", уносившие зерно с токов за пазухой, в карманах. Против них был направлен закон от 7 августа 1932 года (о котором говорил Крыленко), определивший "в качестве меры репрессии за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества высшую меру наказания - расстрел с конфискацией всего имущества" и только при "смягчающих обстоятельствах лишение свободы не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества". Интересно, что в Собрании сочинений Сталина, издававшемся уже в послевоенное время, но еще при его жизни и явно под его присмотром, указывается, что этот закон был написан лично им, и отмечается, в какой именно день он это сделал.

Речь шла, конечно, о крохах. Недаром этот закон стал известен под именем "закона о колосках" или даже "закона о пяти колосках". Падение хлебных сборов отнюдь не означало, что колхозники потребляют много хлеба. Об этом свидетельствует страшный голод 1932-1933 годов (16). Он был прежде всего следствием нового уровня выжимания хлеба из деревни, который стал возможным в результате коллективизации. Как велись хлебозаготовки, можно судить по многим сообщениям. Так, на Кубани были обвинены в "саботаже" и занесены на "черную доску" ряд станиц. В них прекращался завоз всех товаров, прекращалось кредитование и досрочно взыскивались все кредиты. Наконец, предлагалось провести проверку и чистку "всякого рода чуждых элементов", а ОГПУ поручалось "изъятие контрреволюционных элементов". Ответственный за хлебозаготовки на Северном Кавказе запросил у Политбюро разрешение на дополнительную высылку 5 тысяч семей и чистку колхозов от кулацких элементов (2-3%). 14 декабря 1932 года была осуществлена акция по выселению жителей станицы Полтавской. Согласно сообщению Ягоды Сталину, все население станицы - 9187 человек - погрузили в пять эшелонов и отправили на Урал. Часть была отправлена в лагеря. Косиор сообщает Сталину, что за один месяц в конце 1932 года ГПУ арестовало на Украине в связи с хлебозаготовками 1830 человек, в том числе 340 председателей колхозов.

Сейчас хорошо известно письмо Шолохова Сталину (апрель 1933 года) о хлебозаготовках в станице Вешенской, так что напомним только отдельные места. Приводятся слова местного парторга Шарапова: "Детишек ему стало жалко выкидывать на мороз! Расслюнявился! Кулацкая жалость его одолела! Пусть, как щенки, пищат и дохнут, но саботаж мы сломаем". Шолохов пишет: "...за полтора месяца (с 20 декабря по 1 января) из 1500 коммунистов было исключено более 300 человек. Исключали, тотчас же арестовывали и снимали со снабжения как самого арестованного, так и его семью. Не получая хлеба, жены и дети арестованных коммунистов начинали пухнуть от голода"; "...выселенные стали замерзать <...> выселили женщину с грудным ребенком. Всю ночь ходила она по хутору и просила, чтобы ее пустили с ребенком погреться. Не пустили, боясь, как бы самих не выселили. Под утро ребенок замерз на руках у матери"; "Число замерзших не установлено <...> точно так же, как никто не интересуется числом умерших от голода. Бесспорно одно: огромное количество взрослых и "цветов жизни" после двухмесячной зимовки на улице, после ночевок на снегу уйдут из жизни вместе с последним снегом, а те, которые останутся живы, будут полукалеками". Вот перечисление способов, при помощи которых добыли 593 тонны хлеба: "...сажание в холодную <...> В Вещаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили <...> В Наполовском колхозе уполномоченный РК, кандидат в члены бюро РК Плоткин при допросе заставлял садиться на раскаленную лежанку <...> В Чукаринском колхозе секретарь ячейки Богомолов, подобрав 8 человек демобилизованных <...> после короткого допроса (подозреваемого в краже. -- И. Ш.) выводил на гумно или в леваду, строил свою бригаду и командовал "огонь" по связанному колхознику. Если устрашенный инсценировкой расстрела не признавался, то его, избивая, бросали в сани, вывозили в степь и били по дороге прикладами винтовок, а вывезя в степь, снова ставили и снова проделывали процедуру, предшествующую расстрелу".

Сталин ответил Шолохову, что для разбора дела посылается Шкирятов и направляется необходимая помощь голодающим, но одновременно отчитал Шолохова за то, что он не видит политической стороны вопроса: "тихой" войны "хлеборобов" против советской власти.

С другой стороны, когда в одном районе Днепропетровской области крестьянам было разрешено оставить зерно на посев, Сталин направил всем партийным органам циркуляр, в котором объявлял руководителей этого района "обманщиками партии и жуликами, которые искусно проводят кулацкую линию", и потребовал их "немедля арестовать и наградить их по заслугам, то есть дать им от 5 до 10 лет тюремного заключения каждому". Просьбу смягчить план хлебозаготовок для Сибири Сталин отклонил и добавил: "Ответственность возлагаем на Эйхе, Грядинского и уполномочиваем их принять все меры репрессий, какие найдут нужным применить". Поразительна эта уверенность, что из репрессий может родиться хлеб!

Видимо, причиной голода были эти истребительные хлебозаготовки, бегство крестьян из деревни (за четыре года, к 1932 году, население городов выросло на 12,5 миллиона, за время коллективизации деревня потеряла 25 миллионов), а также засуха и другие природные факторы.

Голод начался еще в 1932 году, особенно широко он проявился к весне 1933 года. Сводки ГПУ сообщают о голодающих, опухших, умерших. Добавляется: "...приведенные цифры значительно уменьшены, поскольку райаппараты ГПУ учета количества голодающих и опухших не ведут, а настоящее количество умерших нередко неизвестно и сельсоветам". Секретарь Винницкого обкома сообщает: "В последнее время увеличилось число смертей и не прекращаются факты людоедства и трупоедства. В некоторых наиболее пораженных голодом селах ежедневно до 10 случаев смерти. В этих селах большое количество хат заколоченных, а в большинстве хат крестьяне лежат пластом и ни к какому труду по своему физическому состоянию не пригодны". Еще летом 1932 года Молотов, вернувшись с Украины, на заседании Политбюро сказал: "Мы стоим действительно перед призраком голода, и к тому же в богатых хлебных районах". Тем не менее Политбюро постановило: "...во что бы то ни стало выполнить утвержденный план хлебозаготовок".

Голод охватил Северный Кавказ, Урал, нижнюю и среднюю Волгу, Украину, Казахстан. Сотни тысяч крестьян бросились спасаться от голода в более благополучные области. За подписью Сталина и Молотова директива партийным, советским органам и ОГПУ утверждает, что "этот выезд крестьян" "организован врагами советской власти, эсерами и агентами Польши", предписывается "не допускать массового выезда крестьян в другие районы" и "немедля арестовывать пробравшихся".

Количество погибших в результате голода до сих пор не установлено. Население СССР с осени 1932 года по апрель 1933-го сократилось на 7,7 миллиона человек. Некоторые авторы оценивают число жертв голода в 7-8 миллионов человек. Как всегда, когда об этом стало можно писать, приводились бульшие цифры, теперь склоняются к несколько меньшим. Но порядок остается тем же.

Впрочем, хотя смертный голод прекратился, деревня продолжала голодать (во многих местностях, например, ели хлеб с примесями) вплоть до смерти Сталина в 1953 году. В памяти крестьян благодетелем, при котором жизнь стала смягчаться, остался Маленков.

В результате коллективизации крестьянство было лишено жизненных возможностей и прав (не очень, впрочем, обширных), которыми обладало тогда городское население. Оно оказалось в неравноправном положении, стало низшим слоем населения. Если реформы Столыпина юридически уничтожили последние остатки неравноправного положения крестьянства, сохранявшиеся со времен крепостного права, то теперь это неравноправное положение было восстановлено в гораздо большей степени. Так, указ от 5 октября 1906 года давал крестьянам право свободного получения паспортов и выбора места жительства. Колхозники же не являлись держателями паспортов (вновь введенных в 1932 году) и не имели права покинуть деревню, за исключением нескольких строго очерченных обстоятельств (призыв в армию, по спецнабору на стройки и выезд на учебу). Колхоз превратился в государственное предприятие. При этом, однако, над колхозником нависала угроза репрессий за невыполнение заданий по хлебозаготовкам, за невыработку нужного числа трудодней и т. д. - и он же нес бремя риска в случае неурожая.

Еще важнее, что изменился характер труда. Исчез творческий элемент, связанный с самостоятельным принятием решения крестьянином, с чувством ответственности. Что, где, когда сеять или жать - все определялось указаниями сверху, которые усиливались газетными кампаниями. Часто замечали, что главной причиной упадка советского сельского хозяйства была незаинтересованность колхозника. При этом подразумевается обычно его материальная незаинтересованность в результатах его труда. Но мне кажется, что гораздо существеннее -- потеря интереса к самому процессу труда. Он превратился в тот "урок", о котором писал Ленин по поводу рабочих. В этом важнейшем вопросе их жизни колхозники были в худшем положении, чем крепостные, сохранявшие на своих надельных землях возможность трудиться по своему собственному выбору. Из-за этого крестьяне, которые раньше готовы были голодать и отдавать все силы, лишь бы не расстаться со своим крестьянским образом жизни, стали бежать из деревни. Сначала (в предвоенные годы) еще сохранялась инерция прежнего отношения, память о крестьянском труде на тех же полях. В следующем поколении и она стала выветриваться. К тому же деревня всегда оставалась дискриминированной. Например, после войны я часто разговаривал с одним жителем колхоза, еще молодым, но вернувшимся совершенно израненным с войны. От него я узнал, что он, как и все инвалиды войны из сельской местности, не получает никакого пособия или пенсии: их, считалось, должен был содержать колхоз.

И позже, при Хрущеве, при Брежневе, колхозников как будто нарочно приучали к тому, что они только поденщики, по чужим замыслам работающие на земле: у них то отбирали коров в колхозное стадо, то раздавали их обратно, то опять отбирали, чтобы привязанность к скотине не укреплялась в душе. Да и с их судьбами делали то же: то задумывали сселять в "агрогорода", то укрупняли колхозы, то измельчали. Одним росчерком пера колхоз мог быть превращен в совхоз, и наоборот. Об их жизни все знают по теперь уже классическим произведениям Ф. А. Абрамова, В. И. Белова, В. Г. Распутина.

Коллективизация была полной победой социалистической идеи над крестьянством. Еще в резолюции I Интернационала в 1869 году говорилось, что капитализм, наука, течение событий и интересы общества "приговаривают мелкое крестьянское хозяйство к постепенному исчезновению, без права апелляции и без снисхождения". Это и произошло, только не "постепенно". Если установление первого крепостного права потребовало 200 лет, то новое закрепощение было осуществлено за 3 года. "Реакционный класс" был уничтожен, а отдельные его представители либо тоже были уничтожены, либо превращены в пролетариев.

Труд крестьянина нисколько не менее глубок и содержателен, чем труд ученого или писателя. Он имеет осмысленный, творческий характер, связан с природой, отражает ее цикличность. Представим себе, что математикам или поэтам "спускали бы сверху" "установки" для их работы, организовали "теоремозаготовки" или "стихозаготовки" с переселением на север, расстрелами и вообще в том духе, который описан выше, а потом объединили бы их в коллективы и, отобрав паспорта, заставили коллективно создавать продукцию в предписанном стиле и количестве. Ясно, что это был бы конец и математики, и поэзии. Точно так же пришел конец крестьянству. С той разницей, что из-за древности и живучести этого уклада "раскрестьянивание" растянулось на десятилетия.

В работе, появившейся более десяти лет назад, К. Г. Мяло предложила рассматривать коллективизацию как явление цивилизационного слома (Новый мир. 1988. № 8). К сожалению, эта точка зрения не была потом нигде детально развита, хотя, по-моему, обращает внимание на суть ситуации. Сейчас во всем мире большое признание получила роль крестьянства, даже возникла такая наука (или область знания) -- "крестьяноведение" (17, 18). Стало проясняться, что крестьянство так же, как, например, семья, не связано с какой-либо "формацией" -- феодализмом или капитализмом. Это особая форма цивилизации, существующая на протяжении нескольких тысячелетий. Началось изучение ее этических принципов, хозяйствования, искусства. Вот эта цивилизация и была разрушена коллективизацией и последовавшим раскрестьяниванием. Для России это означало и бoльшее -- разрушение традиционной русской цивилизации, основой которой была деревня.

Эта связь особенно ярко проявилась в литературном течении 20-х годов -- как бы идеологической подготовке коллективизации. С поражающей яростью авторы обрушивались на своего врага, который предстоял то в виде "темной" деревни, то "Расеи". Например, очень известный тогда поэт Безымянский спрашивал:

О, скоро ли рукой жестокой
Расеюшку с пути столкнут?

А малоизвестный Александровский писал:

Русь! Сгнила? Умерла? Подохла?
Что же! Вечная память тебе.
Не жила ты, а только охала
В полутемной и тесной избе.

И не в литературе, а в реальности эпоха коллективизации была временем слома духовных основ жизни народа. Например, создание колхоза и раскулачивание часто сопровождалось закрытием церкви, снятием колоколов. Была даже директива ЦК о закрытии церквей и молитвенных домов. Из сводок ГПУ известно о 1487 восстаниях, вызванных подобными действиями. (Через месяц после выхода в свет такой директивы Сталин в статье "Головокружение от успехов" осудил эти действия.)

Ломке подверглись и семейные, родственные связи. В наиболее радикальных социалистических программах, начиная с Платона, планировалось уничтожение семьи, брака и общественное воспитание детей. В СССР такие меры никогда не осуществлялись. Но в 30-е годы в газетах многократно появлялись отречения от арестованных родственников: отца, сына, брата. Тем самым внушалось, что подчиненность человека государству должна быть сильнее любых родственных связей, голоса крови.

Коллективизация была более радикальным переломом, чем революция 1917 года. Она разрушила многотысячелетнюю культуру и бесконечно уменьшила возможности выбора разных путей в будущее для народа. С этой точки зрения Сталин очень точно применил к ней термин "великий перелом". Так ее воспринял, например, и Н. Клюев. Он был арестован в 1934 году и на допросе показал: "Окончательно рушит основы и красоту той русской народной жизни, певцом которой я был, проводимая коммунистической партией коллективизация. Я воспринимаю коллективизацию с мистическим ужасом, как бесовское наваждение". В его деле сохранилось стихотворение "Песня Гамаюна", в котором говорится:

К нам вести горькие пришли,
Что больше нет родной земли.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И Север -- лебедь ледяной
Истек бездомною волной,
Оповещая корабли,
Что больше нет родной земли!

С другой стороны, и Сталин, по-видимому, осознавал какой-то роковой, поворотный характер коллективизации. В воспоминаниях о Второй мировой войне Черчилль рассказывает, что во время визита в Москву в августе 1942 года между ним и Сталиным произошел такой разговор. Черчилль: "Скажите, напряжение, вызванное войной, было столь же тяжелым для вас, как при проведении коллективизации?" Сталин: "Политика коллективизации - это была чудовищная борьба". Черчилль: "Я думаю, вам было тяжело, так как вы имели дело не с тысячью помещиков или аристократов, а с миллионами маленьких людей". Сталин: "Десять миллионов (он показал на пальцах, подняв руки). Это было страшно. Это продолжалось четыре года <...> Это было очень тяжело и трудно, но абсолютно необходимо". Черчилль: "Что же произошло?" (с "кулаками".) Сталин: "Многие согласились вступить в колхозы, некоторым была предоставлена своя земля в провинции Томск или провинции Иркутск и даже севернее, но большинство оказалось очень непопулярными и были убиты своими батраками".

То есть коллективизация представлялась Сталину более трудной и опасной, чем война с Гитлером, когда немцы прорвались уже к Волге.

В этой работе, в связи с крестьянскими восстаниями эпохи гражданской войны, коллективизацией и раскулачиванием, мы ссылались на сборники документов и обзоры архивных данных, составленные квалифицированными учеными, много лет (иногда -- десятилетий) занимавшимися историей крестьянства советского периода. Это работы историков-профессионалов, не имевшие целью подтверждение каких-то политических взглядов (хотя авторы, вероятно, такие взгляды имели). Но за последние десять лет появилось гораздо более легковесных публикаций, мотивировка которых была чисто политической: они использовали трагедию деревни, чтобы оправдать происшедший в последние годы перелом жизни. Это в принципе обреченная на неудачу попытка. Каждый своими глазами видит, как жизнь изменилась катастрофически к худшему -- и для страны в целом, и для подавляющего большинства ее жителей.

Но такой прием фальшив и по более глубокой причине. Бессмысленно "выставлять оценку" общественному укладу на основании того, что происходило до или после того, как этот уклад имел место. Причем в обоих вариантах: ставить "положительную оценку" либо "перестройке" -- апеллируя к трагедиям коммунистического периода, либо коммунизму -- на основании катастрофы "перестройки". Действительно, предположим, в порядке "мысленного эксперимента", что в следующее десятилетие распад России примет масштаб распада СССР, тепловой и энергетический кризис с Севера и Дальнего Востока придет в Центр, наступит голод, как в 21-м или 33-м годах. (Многие признавали такое развитие вероятным.) Будет ли тогда оправдана точка зрения: "мы виноваты, что не ценили положительных сторон политики Ельцина, реформ Гайдара и Чубайса; при них, по крайней мере, не было сплошного голодного мора"?

Да и вообще, сопоставление современности с периодом коммунистического строя не имеет смысла, так как сам этот период был очень неоднороден. Он распадался на резко различающиеся эпохи:

1. Гражданская война и "военный коммунизм". Тогда человеческая жизнь не стоила и полушки. Человека могли расстрелять как заложника или просто убить за сапоги. Свирепствовал сыпной тиф. Сначала голодал город, потом страшный голод пришел в деревню.

2. Нэп. Для партии это был период "отступления и перегруппировки сил", для всей страны -- поиска новых возможностей развития.

3. "Сталинский период". Это было время крайней бедности, недоедания, а иногда и голода. Почти все жили в "коммуналках". Я, например, могу по пальцам одной руки пересчитать своих знакомых, имевших отдельные квартиры. Но постоянно слышны были сообщения о поразительных успехах, строительстве нового, небывалого в истории государства.

4. "хрущевско-брежневский период". Тогда стали покупать хлеб за границей и торговать нефтью. Появился комфорт: массовым явлением стали отдельные квартиры, пенсии, на которые вполне можно было прожить, частные автомашины.

Бессмысленно соединять в единый образ черты разных эпох: нельзя "к дородности Ивана Павловича прибавить развязность Балтазара Балтазарыча". Аргументы "зато мы строили великую державу" и "тогда наши квартиры были почти бесплатными" -- относятся к разным эпохам.

Мне кажется, единственный путь понять нечто в нашей новейшей истории -- это рассматривать весь ХХ век как единый кризис -- начиная по крайней мере с войны 1914 года (или революции 1905 года) и кончая современностью.
Dontsov
 
Сообщений: 2
Зарегистрирован: Вс май 14, 2006 3:53 pm

Вернуться в Государство, политика, экономика

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 6

cron